Не, ну всяких чудес я наелся за свою жизнь, но что бы такое! Вы не поверите, но сегодня утром на меня напало ведро. Прихожу я в наш офис обычно самым первым. Мне нравится приходить в тихий, темный зал, перед тем, как ввалятся бодрые сотрудники, зажжётся миллион ламп, будет оглашен очередной свежайший анекдот, зашумят вентиляторы «бамбухтеров», чайники весело забулькают свежайшим кипятком, заклацкают клавиши, закартавит принтер.

В темноте прохожу в свой кабинет, в тиши и полумраке раздеваюсь, а уж потом включаю свет и настраиваюсь на очередной сумасшедший день. Вот в этом полумраке на меня и напало ведро.

     Ведро всегда стояло тихо и скромно под столом слева. Всегда терпеливо исполняло свои прямые обязанности и радовало меня по утрам своей свежестью и блеском нетронутого пластикового пакета внутри. Многие называют этот предмет урной, но слыша такое, мне на ум сразу приходит колумбарий, и я упорно называю его ведром. Среди всей канцелярской братии, что помогает мне осуществлять нехитрые бумажные и электронные дела, ведро смотрелось не так эффектно, как, скажем, аксакал «бамбухтер» с жк экраном Philips или «Parker», важно лежащий в своем кожаном гробике, так и не заправленный чернилами «Peliсan», или, наконец, хамоватый бешеный телефон с кучей кнопок и хаотично-лукавым подмигиванием диодов на глянцевой панели. Нет, ведро скромно стояло внизу на своем посту, смиренно выполняя свои нехитрые обязанности.

     И вот сегодня, когда я в полумраке пробирался к гардеробу, вдруг подвергся коварной атаке ведра. Оно набросилось из темноты на мой сапог, извернулось, захватив носок обуви, и, отпрыгнув в сторону, стало победно грохотать о ламинат, крутясь вокруг оси, постепенно сужая траекторию и, наконец, немного покачавшись, остановилось в центре кабинета. Я судорожно включил свет. Оно стояло посередине и молча взирало на меня из черноты чрева.

     С ведром что то было не так. Всегда стерильное, прилежно-аккуратное, оно выглядело сейчас странно-потерянным и, как будто даже, обиженным. Ручка съехала на бок, ко дну прилип желтый мятый стикер с восклицательным знаком, на стенке засох подтек, а без пластикового мешка оно выглядело, словно нагишом. Внезапно ведро сказало из глубины с эхом: «Привет».

     Я грохнулся на стул и ошарашенно взирал на взбунтовавшегося помощника. Стул жалобно скрипнул, но принял среднюю часть моего тела с благоговением. Ведро молча покачалось, а затем сказало, несколько раздражительно: «Пришел уже?!». «Да», - ответил я неуверенно. «А че такой испуганный то?» - нагловато поинтересовалось ведро и постучало нетерпеливо ручкой о запыленный бок. «Да вот не часто мне приходилось разговаривать с ведрами», - парировал я. «Ну так привыкай, давай поговорим», - ответило ведро и нетерпеливо почесалось. Мне его тон почему то не понравился сразу. «Давай», сказал я, положил ногу на ногу и стал покачивать сапогом, изображая полное спокойствие, словно это была очередная скучная беседа с ведром в кабинете.

     Оно прокашлялось и начало свое повествование со странного вопроса: «Закон Ломоносова-Лавуазье знаешь?». «Ну, э…» - промычал я. Ведро ехидно хмыкнуло и продолжило: «Вот сколько убудет старого, столько и прибудет нового. А сколько ты нового за последние 6 лет, 6 месяцев и 26 дней получил? Удивлен? Думаешь одни эти твои электронные носители обладают информацией? А я то знаю, потому что вся информация через меня проходит, вот и приказик этот №10-к от 10.09. 2007 г., с синей закорючкой на круглой печати, о твоем назначении был у меня. Сколько за это время ты пропустил через меня тонн бумаги, которая все терпела от тебя, десятков килограммов скрепок, которые помогали тебе системно подать материал, сотни этих бумажек (оно выплюнуло скомканный желтый стикер на пол), что помогают тебе быстро найти нужную строчку, не запутаться в темах? Я уже не говорю о салфетках и использованных чайных пакетиках. А ведь все это уйдя в меня, пришло к тебе на стол, только новеньким, нетронутым временем, без жирных пятен, капель кофе и помятостей. А  31 число позапрошлого месяца помнишь? Как ты усердно засовывал в меня очистки апельсинов, пустые коробки из-под конфет и порожнюю бутылку «Hennessey». А если бы не я, то тот самый важный документ, что ты по ошибке намедни скомкал, где бы он теперь был? А? А ты все пихаешь-пихаешь, да еще, иногда, и ногой прессуешь сверху, а я же не железное. А сколько раз ты мне обидно туфлей под бок пинал? А ведь я с каждым годом все больше и больше сливаюсь с тобой! Обновляюсь». При этих словах ведро всхлипнуло, а я подозрительно посмотрел в зеркало. «Кароче! Вчера вечером кастелянша, эта старая карга, решила поменять все ведра в офисе. Ты должен, ты просто обязан спасти меня от вторичной переработки. Я уже стало безразмерным, как в объеме, так и в терпении, без меня ты пропадешь, у тебя наступит стопор метаболических процессов в жизни и анатомии!».

     Последние слова звучали, словно проклятие. Я выскочил в коридор и закричал: «МарьИванна, МарьИванна!!!». Кастелянша выскочила из МОП, вид её был испуган. «Срочно, МарьИванна, поменяйте мне мусорное ведро в кабинете! Срочно!!!». «Да ладно-ладно уж, что Вы так расстроились, я и сама уже приготовила, вот», - и она показала мне блестящее зеленое, как доллар, новое ведро с изящной крышкой и глянцевой стильной ручкой. «А старое, старое, не забудьте выкинуть!» - прошептал я и … проснулся.