Молчи, счастливая, красивая,
Храни молчания печать.
О чем-то там тебя спросила я,
Ты не спеши мне отвечать.
Молчи, имей такое мужество!
Что есть ты в сущности, таи.
Заговоришь - и преимущества
Тотчас откроются мои...

У поезда, застыв, задумавшись -
в глазах бездонно и черно,-
стояли девушка и юноша,
не замечая ничего.

Как будто все узлы развязаны
и все, чем жить, уже в конце,-
ручьями светлыми размазаны
слезинки на ее лице.

То вспыхивает, не стесняется,
то вдруг, не вытирая щек,
таким сияньем осеняется,
что это больно, как ожог.

А руки их переплетенные!
Четыре вскинутых руки,
без толмача переведенные
на все земные языки!

И кто-то буркнул:- Ненормальные!-
Но сел, прерывисто дыша.
К ним, как к магнитной аномалии,
тянулась каждая душа.

И было стыдно нам и совестно,
но мы бесстыдно все равно
по-воровски на них из поезда
смотрели в каждое окно.

Глазами жадными несметными
скользили по глазам и ртам.
Ведь если в жизни чем бессмертны мы,
бессмертны тем, что было там.

А поезд тронулся. И буднично -
неужто эта нас зажгла?-
с авоськой, будто бы из булочной,
она из тамбура зашла.

И оказалась очень простенькой.
И некрасива, и робка.
И как-то неумело простыни
брала из рук проводника.

А мы, уже тверды, как стоики,
твердили бодро:- Ну, смешно!
И лихо грохало о столики
отчаянное домино.

Лились борщи, наваром радуя,
гремели миски, как тамтам,
летели версты, пело радио...

Но где-то,
где-то,
где-то там,
вдали, в глубинках, на скрещении
воспоминаний или рельс
всплывало жгучее свечение
и озаряло все окрест.

И двое, раня утро раннее,
перекрывая все гудки,
играли вечное, бескрайнее
в четыре вскинутых руки!

Москва, "Советская Россия", 1974.

1984

Храни меня, прошедшая любовь,
Во благо обрати мой горький опыт.
От нежности храни, в которой - топят
И обращают в нищих и рабов.

Храни меня всей памятью своей,
Не дай застыть с протянутой рукою.
Скажи - неужто испытав такое,
Мы все же не становимся мудрей?

Храни от веры, страстной и слепой,
В то, что случайность обернется вечным.
А встречный остается только - встречным,
Не встреченным, собой, а не судьбой.

Храни меня, прошедшая любовь,
Храни! - как заклинанье повторяю.
Пусть снова, как тебя, всё потеряю,
Но не успеет стать всесильной боль.

Храни до той, что может в миг любой
Произойти, последней - первой встречи,
До тех небес, что не согнут мне плечи -
Храни меня, прошедшая любовь.

До музыки, свободной, как прибой,
Без томной канители патефонной,
До той руки, надежной, путеводной,
Храни меня, прошедшая любовь.

До той тропы, оставленной тобой,
Где безысходно прозябала я лишь,
Где ты себя живой любовью явишь -
Храни меня, прошедшая любовь.

Небо млечной бородой
подметает путь мой давний
от свиданий до свиданий
с охранительной звездой.

Сладко думать, что не сам
и шагнул, и выбор сделал.
Небо этого хотело!
Сладко верить небесам.

Сладко в небо поднимать
безмятежнейшие очи.
Ну а кто-то вдруг захочет
эту веру поломать.

Может, вправду нет звезды
надо лбом моим смятенным?
Есть простор дорог, и стены,
и заботы, и труды...

На у кто же, кто тогда
над тоской, водой стоячей,
взвил внезапный флаг удачи?
Есть она, моя звезда!

Кто как трепетную весть,
как младенца в клюве - аист,
мне тебя принес? Не каюсь
в том, что свято верю: есть!

... На у кто, чьего суда
выполняя предписанье,
отнял все это? Мы сами
виноваты? А звезда?

О звезда, небесный челн,
соглядатай тайный дальний,
верный мой двойник хрустальный,
не виню тебя ни в чем!

И покуда я иду
по дороге этой долгой
под небесной звездной челкой,
верю я в свою звезду.

Верую в свою звезду!
А звезда - в небесной выси...
От того мы с ней зависим,
что напишем на роду.

И, по себе не судя,
не предрекай, что получится,
а отвечай за себя,
чтоб за обоих не мучиться...

Было - да, видно, ушло.
Кончилась радость пернатая,
жизнью разрублено надвое
это двойное тепло.

Жизнь восхитив и пленя,
сердце обманом не выстуди,
не говори за меня,
дай мне самой себя высказать!

...Чуден тот миг был, да лих!
Только ведь с благоговением
вспомнишь, что хоть бы мгновением
сказано все за двоих.

Сойди с холма и затеряйся разом
в траве, коль мал, и в чаще, коль велик.
Сойди с холма! - велят душа и разум
и сердце опустевшее велит.

Наполнит вдох цветенье диких вишен,
прильнет к ногам грибная полутьма...
Ты зря решил, что вознесен, возвышен
лишь тем, что озираешь даль с холма.

Сойди с холма - и станет небо шире,
и будет жизнь такой, - сойти с ума!
И ты поймешь, как много мира в мире.
Он звал тебя давно сойти с холма.

А этот холм, что пред тобой маячит,
где был как будто к звездам ближе ты,
он ровным счетом ничего не значит
для жизни в измеренье высоты.

Он не вершина, он лишь холм, не боле,
но будешь с ним в соседстве неплохом, -
ты обретешь свой лес, и дол, и поле,
и даже по-иному - этот холм.

И все как надо в сердце соберется,
и все тебе подскажет жизнь сама.
Пусть на холме останется березка -
твой постовой... А ты - сойди с холма.

Была игра без правил.
В нее ввязалась зря.
И ничего поправить
И поменять нельзя.

Зачем такая мука?
Вот разве что - урок.
Вот разве что - наука...
Ну да пойдет ли впрок?

Накоплены обиды,
Наломаны дрова...
Но вон на поле битвы
Уже блестит трава.

Нет у меня каких-то свойств,
Холодного азарта,
А мой мотор всегда насквозь -
Вчера, сегодня, завтра.

А нового нельзя слепить,
И этот не залечим...
И нечем мне уже любить,
И не любить мне нечем.

Спокойно день течет -
как дождь стекает с крыш...
А что же знаешь ты
и почему молчишь?

Я знаю много слов,
они - и суть, и суд.
Но счастья нам с тобой
они не принесут.

Нелепо их бросать
всласть, ото всей души
в молчание твое,
как в речку - голыши.

И молча я ропщу,
твоих желая слов,
таких же, что шепчу
в забвеньи жарких снов.

Не в силах приказать:
скажи, как я хочу!
Я знаю, что сказать,
и потому молчу.

Четко на камне начертана жизнь.
Думай! Дорогой окружной
к цели верней. Но ты выбрал, кажись,
опыт того, как не нужно.

Если ответ тебе ясен уже,
спрашивать дело пустое.
Может, достаточно множить душе
опыт того, как не стоит?

Но невозможно внушить, повелеть.
Ты человек, а не робот.
И не ответят ни пряник, ни плеть,
что это — стоящий опыт.

Я никуда от судьбы не уйду,
ни от любви, ни от ада,
пусть и найду в этом райском саду
опыт того, как не надо.

Рай ты мой адский, прощай и прости!
Хватит и меда, и яда.
Опыт — как надо — смогла обрести,
только узнав, как не надо.

Передохнуть, оглянуться, вздохнуть —
дело как будто простое...
Но будет снова, как в омут, тянуть
опыт того, как не стоит.

Я обжигалась, летела в огонь,
падала в вихрь водопада.
Он нам дается ценой дорогой —
опыт того, как не надо.

Я не услышу ликующих труб.
Снова — борьбы канонада.
Эти неверные губы у губ...
Опыт того, как не надо!

Сама приду, сама уйду,
сама за все, про все отвечу,
за прелесть-глупость человечью,
за яблоки в чужом саду.

Пусть моя душенька болит,
она от боли только больше.
И было это так, что - боже! -
пусть мое яблочко кислит.

Хочу того, чего хочу,
и нет ни страха, ни запрета,
и что пропето - то пропето,
по сердцу, хоть не по плечу.

Люблю того, кого люблю,
и странным, ласковым смиреньем
и этим вот стихотвореньем
свое несбыточное длю...